Бирнбаум Х. Общеславянский язык

1.0. Терминология и определения: общеславянский язык и праславянский язык.

1.1. Прародина и последующее расселение славян.

1.2. Языковое единообразие и диалектные различия; внутренняя и внешняя реконструкция общеславянского языка.

1.3. Наиболее ранние славянские тексты.

1.4. Этнические группировки и языковые связи внутри расчлененного позднеобщеславянского;
свидетельства лексических заимствований и топонимики; окончательное членение славянского языкового ареала:
деление на три диалекта; ядро и периферийные зоны.

---

1.0. Терминология и определения: общеславянский язык и праславянский язык.

 Термин “общеславянский язык” и его эквиваленты в других языках ( англ. Common Slavic, франц. slave commun, нем. Gemeinslavisch  и т.д.), используемые в диахроническом плане, то есть по отношению к одному из этапов славянской языковой эволюции, — один из двух конкурирующих терминов, которые предназначаются для обозначения обычно постулируемого праязыка (языка-предка), лежащего в основе процесса развития всех славянских языков. Если бы этот термин употреблялся панхронически (или анахронически), то есть по отношению ко всем этапам славянской языковой эволюции (либо безотносительно к хронологии этой эволюции), то он имел бы, очевидно, различное содержание. Он мог бы относится к некоторым или ко всем чертам, общим для всех славянских языков в то или иное время. Такое значение термина было бы, главным образом, типологическим по своей природе, при этом во многих случаях оставались бы без внимания исторические причины того структурного сходства, которое проистекает из генетического родства славянских языков между собой. Подобный же смысл вкладывался бы в термин “общеславянский язык”, если бы последний использовался бы синхронно, т. е. относительно определенного отрезка времени в славянской языковой эволюции, например в период соответствующий приблизительно 1000 г. до н.э., либо началу ХIII века, либо современному периоду. Однако если подразумеваются такие значения этого термина, то, во избежание возможной путаницы, кажется более целесообразным ввести другой термин, как, например, “праславянский язык” (несмотря на то, что этот термин мог бы вызвать определенные историко-идеологические ассоциации) либо “обобщенный (generalized) славянский язык”, — термин, предпочтительный при моделирующе-типологическом подходе; с термином “общеславянский язык” конкурирует термин “праславянский язык” (англ. Proto-Siavic, франц. proto-slave, нем. Urslavisch и т.д.). в какой-то мере предпочтение того или иного термина — дело каждого лингвиста или научной традиции. Так, например, французский термин slave commun имеет более широкое распространение, чем proto-slave, по крайней мере частично благодаря воздействию классического труда Мейе. Немецкий термин Urslavisch, напротив, продолжает превалировать над Gemeinslavisch, несмотря на попытки ввести второй термин в научную литературу. Русский термин “праславянский”, видимо, все еще более употребителен, чем “общеславянский”, хотя последний предпочитался некоторыми учеными, в том числе Фортунатовым, и в особенности стал употребителен после появления перевода книги Мейе. В английском языке термины Common Slavic и Proto-Siavic, видимо равноправны, хотя в последнее время, особенно в Америке, более склонны использовать термин Common Slavic. (Следует заметить, что в Англии предпочитают Slavonic, а в Америке Siavic.)

Следовательно, если термины “общеславянский” и “праславянский” в действительности могут рассматриваться как синонимы, то само наличие этих двух терминов (и их эквивалентов в других языках) может навести на мысль о несколько различном их применении. Например, для того чтобы разграничивать две основные фазы развития славянского праязыка, а именно: начальный этап его развития — сразу же после его выделения из некоторой более крупной языковой единицы, такой как балто-славянский язык или часть позднего индоевропейского языка, — и конечный этап его более или менее однородного существования, непосредственно предшествовавший последующему распадению на несколько славянских языковых групп. Недавно было предложено сохранить термин “праславянский” за более ранней фазой общеславянского праязыка, и “общеславянский” — за его более поздней фазой; оба термина приблизительно соответствуют, например, немецким терминам Frühslavisch и Spöturslavisch. Однако абсолютно четкое разделение славянского праязыка на более ранний и более поздний периоды остается непостижимым ввиду относительной и часто противоречивой хронологии многих звуковых изменений, на которой может основываться попытка подобного разделения.

Эти терминологические соображения, если они не встречают возражений, упираются в проблему соотношения между теми языковыми реалиями, которые кроются под понятиями “ранний праславянский” и “(общий) балто-славянский”, с одной стороны, и “поздний общеславянский” и дифференцированный “ранний славянский”— с другой, или точнее, проблему соотношения каждого отдельного диалекта позднего общеславянского и отдельного дописьменного славянского языка или языковой подгруппы.... методологически трудно провести четкую границу между тем, что может рассматриваться как поздний (обще-) балто-славянский, и тем, что рассматривается как ранний  праславянский язык. Последний — в той степени, в какой его основные фонологическая и морфологическая структуры реконструированы на внутренних основаниях, — по существу, выводим из гипотетической прибалтийской лингвистической модели. Обратное возведение общей (скорее, обобщенной) балтийской языковой структуры к ее раннему праславянскому соответствию кажется фактически невозможным. Необходимо также отметить, что временна’я граница позднего общеславянского языка колеблется, ее трудно определить с помощью неопровержимых критериев, так как многие из изменений согласуются с общими тенденциями, уже господствовавшими в предшествующие века славянского языкового развития. Развитию конкретных славянских языков и подгрупп, несомненно, предшествовала дивергентная эволюция позднего общеславянского языка в дописьменный период, что, следовательно, подтверждает теоретическое предположение о существовании конкретных славянских языков до того, как они были зафиксированы письменностью. Таким образом, можно установить лишь terminus ad quem позднеобщеславянского языка — время, различное для отдельных частей славянского языкового ареала, — время “падения слабых еров” и сопутствующей этому процессу или непосредственно следующей за ним “вокализации (прояснения) сильных еров”.  Поэтому, по крайней мере в определенных частях славянского языкового ареала, особенно на восточнославянской территории, период позднего общеславянского языка продолжался примерно до конца ХI или даже до начала ХII столетия (Исаченко 1970). Иногда к этому периоду, охватывающему как дописьменный общеславянский язык, так и первые века письменного славянского, относится несколько расплывчатый термин “раннеславянский”. Разумеется, нет никаких внутриязыковых причин, которые могли бы вызвать совпадение во времени конца общеславянского периода и чисто случайного события — возникновения славянской письменности во второй половине IХ века в результате миссии Константина и Мефодия в 863 г. Однако если исключить из рассмотрения всю общеславянскую языковую эволюцию, характеризовавшуюся некоторой пространственной вариативностью, конец более или менее однородного развития славянского как целого мог бы датироваться приблизительно 500 г. н.э.

Однако, поскольку цель настоящего труда — обзор и оценка недавних и текущих открытий и наблюдений, относящихся к реконструкции дописьменного славянского праязыка, а также формулирование некоторых еще не решенных или малопонятных проблем этого постулируемого языка, термин “общеславянский язык”, используется как общий условный термин для обозначения всего протяжения славянской (но не дославянской) языковой эволюции вплоть до ее фиксации в памятниках письменности.

1.1. прародина и последующее расселение славян.

 Любая попытка простого отождествления общеславянского (или праславянского) языка с языком, на котором говорили “праславяне”, может рассматриваться как бесполезное перемещение  определения общеславянского языка с одного уровня аргументации на другой, столь же спорный. Разумеется, строгое определение общеславянских пространственных и временных границ тесно связано с проблемой прародины (англ. Original Homeland, нем. Urheimat) древнейших славян и их последующего расселения в различных направлениях до периода разрыва относительного пространственного единства славянской общности, вызванного приходом древних мадьяр в конце ХI — начале Х в. Поэтому может оказаться небесполезным краткое изложение наших современных знаний в этой области, в той ограниченной мере, в которой они могут считаться непротиворечивыми.

Специалисты все еще расходятся в вопросе точной локализации первоначальной территории, которую населяли славяне к концу первого тысячелетия до н.э. С относительной уверенностью можно утверждать, что прародина славян находилась на востоке Центральной Европы, где-то к северу от Карпат и, менее вероятно, от их западных острогов — Судет. В этот, как было установлено, самый первый регион своего поселения славяне перешли как одна из нескольких этнолингвистических групп, выделившихся из нерасчлененной поздней общеиндоевропейской сообщности. Приблизительно в IV в. славяне уже занимали обширный ареал от бассейна Одера на западе до бассейна центрального Днепра на востоке. Этот ареал простирался с севера на юг от южных берегов Балтийского моря и Мазурских озер до Припятских болот. Примерно в V в. началось продвижение славян к северо-востоку, в результате чего предки современных восточных славян заселили территории в районе верхнего Днепра и Припяти, где первоначально жили балтийские племена, которые были либо ассимилированы славянами, либо оттеснены ими к северо-западу (Топоров — Трубачев 1962; Седов 1970). В VI в. Это продвижение на северо-восток достигло территорий, первоначально занятых финскими племенами. Примерно тогда же славяне продвинулись на запад, заселив территорию от бассейна Одра до бассейна центральной  и нижней Лябы (Эльбы). Вскоре после 500 г. н.э. часть славян проникла на юг, по-видимому, через карпатские и судетские перевалы, в то время как другие славянские племена, двигаясь с территории современной Украины, достигли Балканского полуострова, пройдя через Южно-румынскую низменность (Валахию). В VI в. часть славян заселила район Восточных Альп (современную Нижнюю Австрию, Штирию, Каринтию и Словению). На Великой венгерской равнине, первоначально заселенной как индоевропейскими (фракийцами, иллирийцами, германцами), так и неиндоевропейскими народами (гуннами), славянские поселения были, вероятно, рассеянными. Позднее эта территория была покорена алтайским народом — аварами. В течении VI и VII вв. Волны славянского расселения хлынули на бо’льшую часть Балканского полуострова, включая Грецию, где славяне составили в ту пору значительный (если не доминирующий) элемент, в том числе в ее южной части, Пелопоннесе. Постепенная реэллинизация Греции, проводимая византийской администрацией, феодалами, могущественными городами и влиятельными монастырями, была начата в VII в. И продолжалась примерно шесть веков.

Следовательно, с VII и до IХ в. включительно славяне заняли обширную территорию в Восточной и Центральной Европе, которая простиралась от Адриатического и Эгейского морей на юге до основания Ютландского полуострова и Балтийского моря на северо-западе и Финского залива, Ладожского озера и района верхней Волги на северо-востоке. На западе славяне достигли восточных Альп, Богемского леса, реки Заале и территории, находящейся по ту сторону Эльбы в ее нижнем течении, в то время как на востоке они давно уже перешли центральный Днепр. Только причерноморская степь продолжала оставаться территорией полукочевых алтайских и угорских народов, на короткое время поселившихся там либо проходивших эти степи на своем пути из Азии и юго-восточной Европы на запад.

Однако в начале IХ в. эта огромная, населенная славянами территория не была однородной по своему этническому и лингвистическому составу. Великая венгерская равнина (Паннония, Трансильвания) управлялась аварами, подчинившими рассеянное славянское население, затем она была завоевана и фактически опустошена войсками Франкской империи Карла Великого. Романские народы частично сохранились в некоторых местах внутри Балканского полуострова (предки современных румын) и по берегу Адриатики (ныне исчезнувшие далматинцы). Другие балканские территории были заняты албанцами(жившими в соседстве с романоязычным населением), народом индоевропейского происхождения. Многочисленное грекоязычное население противостояло славянам в южной Болгарии, Македонии и самой Греции. Уже к концу VI в. славянское население, жившее на территории, примерно соответствовавшей современной Болгарии, попало под власть булгар, алтайского народа, одна часть которого проникла на Балканский полуостров, а другая осталась на нижней Волге. Тогдашнее славянское население претерпело военное поражение от булгар, но, превосходя последних в численности, быстро ассимилировало их. Булгары оставили после себя лишь название своего народа и несколько лексем в славянском языке. На северо-востоке обширной славянской территории остаточные группы балтийского и финского населения, несомненно, существовали еще долгое время, частично в недоступных местах, защищенных непроходимыми лесами и обширными водяными пространствами.

1.2. Языковое единообразие и диалектные различия; внутренняя и внешняя реконструкция общеславянского языка.

Неудивительно, что внутри такого обширного ареала, который с различной плотностью населяли славяне к началу VII в., должны были существовать диалектные различия. Однако кажется, что     приблизительно до 500 г.  н.э. их общий язык, хотя и распространенный на значительной географической территории, был еще в большой степени однородным. Такое предположение подтверждается выводами, сделанными лишь недавно: некоторые из фонетических изоглосс, на основании которых обычно устанавливалось деление на два главных диалектных ареала, в действительности могут датироваться лишь временем после 500 г. н.э. Это традиционное деление постулировало западную группу общеславянских диалектов, потомками которой предположительно были западнославянские языки, и восточную диалектную группу, которая, как считалось, была предком восточно-славянских языков. Предположительной границей между группами был верхний и центральный Буг. Релевантными изоглоссами считались: 1) частично различные результаты так называемой второй (регрессивной) и третьей (прогрессивной) палатализаций велярных, в частности различные рефлексы общеслав. x и kv, gv (xv); 2)сохранение сочетаний tl, dl (в западнославянском), чему противопоставлено их упрощение (>l в восточно- и южнославянском); 3) возникновение и сохранение эпентетического l в восточной группе в противоположность отсутствию его (по крайней мере в определенной позиции) в западной и 4) различная трактовка общеслав. tj, dj, унаследованных в восточной группе в виде аффрикат, большей частью шипящих, в некоторых случаях вторичных фрикативных (в восточно- и южнославянском языках), но соответствующих свистящим звукам в западной (западнославянской) группе. С большой степенью уверенности мы можем считать, что вторая палатализация велярных не начинала действовать приблизительно до 600 г.н.э. и что третья палатализация, время действия которой частично совпадало со временем действия второй палатализации, не действовала ранее VIIIв. [В настоящее время увеличились данные в пользу того, что так называемая “третья палатализация заднеязычных” произошла раньше второй палатализации, праславянских характер которой в последнее время подвергся сомнениям, см. А. А. Зализняк. Новгородские берестяные грамоты с лингвистической точки зрения. — В кн.: В.Л.Янин, А.А.Зализняк. Новгородские грамоты на бересте из раскопок 1977 — 1983 гг. М., 1986.]. Далее, есть основания предполагать, что эпентетическое l возникло во всем славянском ареале, и его исчезновение и его исчезновение в отдельных позициях в западной группе вторично, как, впрочем, и его выпадение в части южнославянского ареала, именно в македоно-балгарском. Результаты ассимиляции t’, d’ (< общеслав. tj, dj) также относительно поздние (позже 500 г.). Что же касается упрощения tl, dl в восточной части общеславянского языкового ареала, то имеются данные, говорящие о том, что оно имело место ранее VI в. Однако здесь ситуация тоже довольно сложная: tl, dl сохраняются в северо-западной части южнославянского языкового ареала, отражаются как kl, gl в ограниченном районе распространения восточнославянского, не говоря уже о других деталях, затемняющих общую картину. Поэтому данная единственная изоглосса, разделяющая западную (в дальнейшем западно-славянскую)и восточную (в дальнейшем восточно- и южнославянскую) группы общеславянского языка, имеет несущественное значение либо вообще никакого значения не имеет (Бирнбаум 1966.;Штибер 1969/71; Щевелев 1964).

Итак, есть серьезные основания полагать, что приблизительно до 500 г. н.э. общий язык славян был еще в высокой степени единообразным. Не имеется прямых свидетельств, говорящих о фонологической и грамматической (морфосинтаксической) структурах и основном словарном составе общеславянского языка, которые развивались будучи в общих чертах однородными, до 500 г. Фактически все попытки восстановить эти ранние этапы общеславянского праязыка должны поэтому основываться на методе внутренней реконструкции, т. е. технике, с помощью которой данные последней фазы уже неоднородного общеславянского языка периода 500-1000 гг. н.э. могут быть спроецированы в прошлое. Этот метод позволяет привлекать некоторые факты морфонологических чередований, конкурирующих словоформ и сосуществующих синтаксических структур на позднем этапе существования общеславянского языка. Имеются ввиду первичные (в противовес вторичным и даже третичным) звуки, формы, а также по крайней мере, отдельные типы фраз и предложений. Применение этого метода позволяет предложить относительные хронологии общеславянских языковых изменений (Бирнбаум 1970). Обоснованность полученных таким путем результатов во многих случаях может быть в последствии подтверждена соотношением гипотетических первичных общеславянских (= праславянских) данных с фактами других индоевропейских языков. Таким образом, методы внутренней и внешней реконструкции могут быть здесь использованы для дополнения друг друга и для подтверждения выводов одной реконструкции выводами другой. Структура раздробленного позднего (после V в.) общеславянского языка в свою очередь может быть реконструирована на основании данных, взятых из засвидетельствованных славянских языков, частью в их самом раннем зафиксированном состоянии. Однако здесь лингвист не связан только косвенными данными, а может, в дополнение к ним, прибегнуть к некоторым фактам, имеющим более непосредственное отношению к позднему общеславянскому языку.

1.3. Наиболее ранние славянские тексты.

Что же представляют собой прямые свидетельства, относящиеся к периоду выделения славянских диалектов, которые в ту эпоху были распространены на обширной территории? К этому периоду относится “создание” древнецерковнославянского языка — первого литературного языка славян — Константином-Кириллом(ум. в 869г.)и Мефодием(ум. в 885г.). по-видимому, до нас не дошли автографы “солунских братьев” и их ближайших сподвижников. Бо’льшая часть сохранившихся древнецерковнославянских текстов — это копии более ранних оригиналов, датирующихся концом Х и ХI в. Тем не менее они достаточно четко отражают славянский диалект, на котором говорили в IХ и Х вв. в Болгарии (включая ее западную часть , Македонию). Особый интерес представляют, кроме того, две короткие рукописи, относящиеся, вероятно, ко второй половине Х в.; их весьма архаичный язык при сохранении всех черт древнецерковнославянского языка содержит ряд особенностей, указывающих на северо-западное происхождение рукописей: это Киевские листки и Фрейзингские отрывки. Сохранившаяся копия Киевских листков имеет несколько фонетических “моравизмов” (или “богемизмов”) и одну морфологическую черту, характерную скорее для северных, чем для  южных славянских языков; в дополнение к этому в словаре Киевских листков имеется много западных элементов (латинского и/или древневерхненемецкого происхождения). Часто полагают, что эта рукопись создана в Чехии (Моравии) или же записана чешским (либо моравским) писцом, который прибыл на Балканы. Однако более вероятно, что “моравизмы” КЛ отражают некоторые черты ранней (или оригинальной) славянской версии этого текста, тогда как сохранившаяся копия указывает скорее на один из северо-западных районов Балканского полуострова. Менее приемлема точка зрения, согласно которой язык КЛ в действительности это образец говора одного из ареалов славянского языка, предположительно Панонии, и что языковые особенности этого текста скорее представляют собой подлинные черты особенного позднеобщеславянского диалекта, а не указывают на некоторую искусственную примесь западнославянских черт к исходному македоно-болгарскому типу древнецерковнославянского языка. Характер Фрейзингских отрывков еще более противоречив: некоторые лингвисты считают, что в основе этого памятника лежит древнецерковнославянский (раннего дославянского или панно-моравского типа), на который наслоились вторичные славянизмы (Исаченко 1943). Другие видят в нем образец древнеславянского, поверхностно и не полностью подогнанного под нормы древнецерковнославянского языка (см. специально Freisinger Denkmäler 1968).

1.4. Этнические группировки и языковые связи внутри расчлененного позднеобщеславянского;
свидетельства лексических заимствований и топонимики;
окончательное членение славянского языкового ареала: деление на три диалекта;
ядро и периферийные зоны.

Хотя еще не установлены все детали, касающиеся путей, по которым славяне продвигались на юг со своей “расширенной” прародины, кажется, как уже отмечалось, что они следовали двумя основными путями: один шел через современную Румынию к центру Балкан, второй — через перевалы Карпат и Судет, сначала на территорию современной Чехословакии (Богемии, Моравии, Словакии), в Панонию и прилегающие регионы восточных Альп, и далее в западные районы Балканского полуострова. Видимо, здесь, в современной Югославии, славяне, двигавшиеся с севера и северо-запада, встретились и смешались с другими славянами, шедшими в западном направлении с берегов Черного моря. Два этнонима — хорваты  и сербы (или сорбы), вероятно иранского происхождения^[1] — свидетельствуют об этом раннем присутствии славян на Балканах. До 1000 г. н.э. этноним хорваты обозначал не только предков современных южнославянских хорват, но и некоторые славянские группы, жившие на северных склонах Карпат и Судет (белые хорваты). Также сербы — это не только название одного из балканских народов, но и название (правда, в несколько иной форме — сорбы) западных славян Лужиции (области между Силезией и Саксонией в современной Восточной Германии), остатков когда-то многочисленного славянского населения, занимавшего в Средневековье территорию между центральным Одером и Нейсе на востоке и Заале на Западе.

Тесные связи первоначально существовали между языком, на котором говорили в Словении (включая часть Каринтии), и западнославянским языковым ареалом. В добавлении к некоторому числу общих лексических и грамматических черт, особого упоминания заслуживают две фонетические особенности, отражающие эту связь: частичное сохранение сочетаний tl, dl в словенском, что объединяет его с западнославянским; стяжения типа stati (<stojati), batise (<bojati se), которые словенский имеет наряду с чешским, словацким и южнопольским (включая современный литературный польский). Чрезвычайно тесное родство между южнославянским и южной (закарпатской) частью западнославянского подтверждается далее идентичным развитием общеславянских звуковых последовательностей tart, talt, tert, telt (a, e краткое) (>trat, tlat, tret, tlet (a, e долгое)), где t обозначает любой согласный, следует также отметить, что в соответствии с современными представлениями, мы не заменяем традиционное общеслав. O на общесл A (краткое). Упомянутые контакты прервались в конце IХ и начале Х в. впоследствии прихода и постоянного поселения мадьяр на Великой венгерской равнине и задунайской Панонии (в нынешней западной Венгрии). Как отмечалось выше местное население Панонии, покоренное мадьярами, было в основном славянским и говорило на некотором диалекте или диалектах, переходных между прасловацким (или “моравским”) и прасловенским. Высказываемое иногда мнение, что древние паннонские славяне, жившие к северу от озера Балатон, говорили на прасловацком, тогда как жившие на юге и юго-западе от него — на раннем словенском, вряд ли имеет достаточные основания. Так называемые югославизмы, то есть южнославянские черты в словацком и, в частности, в центральных (исторически южных) словацких диалектах, — также следы ранних связей между этим регионом и славянским Югом.

Слова, заимствованные раннеславянским языком, и заимствованные из славянского в другие языки имеют большое значение для наших знаний об общеславянском языке и его диалектах. Если этот богатый источник информации используется с надлежащей осторожностью, он представляет важные факты по таким спорным проблемам, как хронология развития общеславянского языка, палатализации велярных и их непосредственные результаты; возникновение так называемых редуцированных гласных и их последующее исчезновение или модификации; денализация (и часто сопутствующее изменение тембра) носовых гласных и т.д. Особенно важны славянские заимствования из финского, балтийских, германских, восточно-романских языков и, с другой стороны, заимствования из славянского в финских, балтийских, германских, балканских, романских, венгерских, греческом и албанском языках. Наиболее показательны в этом отношении славянские заимствования и топонимы в ареалах, которые были временно заселены славянами. Это относится, например, к территории современной Венгрии и большей части Греции: славянские лексические и топонимические данные оттуда представляют наиболее ценные сведения о фонетике местных общеславянских говоров VII — IХ вв. Другой ареал симбиоза раннеславянского и неславянского, отразившегося в лингвистически обнаруживаемой славянизации позднелатинских/ранневосточнороманских топонимов, простирается вдоль северо-восточного побережья Адриатического моря и Албании.

Недавние исследования общеславянской диалектологии, видимо подтверждают статистическую обоснованность традиционного деления славянских языков на три группы (западнославянскую, восточнославянскую и южнославянскую), однако они не подтверждают точку зрения, предполагающую прямолинейное развитие славянских языков в виде родословного дерева. Необходимо отметить, что периферийные части внутри каждой славянской языковой группы не подвергались всем ранним изменениям и не обладают всеми характерными чертами данной языковой ветви. Так, можно показать, что полабский язык, самый западный представитель западнославянской языковой группы, развивался в некоторых отношениях иначе, чем другие западнославянские языки (ср., например, развитие еров в полабском). Аналогично, македоно-болгарский язык достаточно рано подвергся глубокой балканизации, которая включила юго-восточную часть южнославянской группы ( то есть болгарский, македонский и торлакские диалекты сербохорватского языка), в балканский ареал языковой конвергенции и переделала фонетико-просодическую и грамматико-фразеологическую структуру затронутых языков в соответствии с лингвистической моделью, первоначально чуждой южным диалектам позднего общеславянского языка. Первые указания на типично балканскую языковую эволюцию прослеживаются на самом деле уже в древнецерковнославянском языке. Наконец русский язык — первый из восточнославянских языков по численности говорящих, в значительной степени развившийся на территории с балтийским и финским субстратом, не обладает некоторыми древними фонетическими и грамматическими чертами, имеющимися в украинском и/или белорусском, тогда как последние имеют такие параллели в словацком и польском (а отчасти в чешском, сербохорватском и других языках). Например, такие два явления, как особое развитие ь/ъ + j (>i/у + j) и рефлексы так называемого компенсаторного удлинения гласных (в основном дающего высокие или диффузные гласные), которых нет в русском языке. Таким образом, если разделение славянских языков на три группы справедливо и в свете текущих исследований общеславянской диалектологии, то деление на группы внутри славянского языкового ареала, а именно деление его на центральную область и некоторое количество отдельных периферийных зон с частично отклоняющейся (и чаще замедленной) эволюцией, еще нуждается в уточнении. Эта вторичная внутренняя перегруппировка также имеет начало уже в период функционирования позднего общеславянского языка.